Адыгство - специфичная этическая система, обслуживающая внутренние и внешние связи и отношения отдельного этноса, являющаяся в этом смысле частным проявлением общей теории морали. Поэтому настоящее исследование является прежде всего этико-эмпирическим, опирается на конкретные факты, отношения и проявления моральной жизни адыгов. Они фиксированы в общепринятых заповедях и кодексах, в этических понятиях и категориях, в поступках и в поведении людей. Сюда же следует отнести различного рода нравственные оценки, суждения, рассказы, притчи и т.д. Все это своего рода артефакты или материальные выражения нравственной жизни адыгов, в то время как мораль сама по себе нематериальна и непосредственно не наблюдаема (См. об этом: Петропавловский 1982). В чистом виде явления морали представлены только в качестве данностей сознания, ментальных образов. В ходе настоящего исследования я буду называть их этическими образами, а также этическими значениями, смыслами, установками.

        Такая постановка вопроса позволяет сформулировать главную Задачу этико-эмпирических исследований. Она состоит в том, чтобы на основе имеющегося фактического материала выявить внутреннюю логику и внутреннее - этическое значение моральных заповедей, кодексов, понятий, рассказов, суждений, а также конкретных событий, действий, поступков. Из них, как мы увидим, и складывается общая картина адыгской этики.

        Вообще же здесь нужно учитывать и процессы определенного взаимодействия между означающим и означаемым. Поэтому, с одной стороны, я пытался проследить семантические операции, через которые слово или высказывание, поступок или событие прокладывают себе путь к тому или иному этическому значению или смыслу (метод В. Гумбольдта, Л. Витгенштейна), а с другой - не менее важный процесс трансформации еще не оформленных образов в мысль и далее - в символ, термин, поступок, моральное суждение (метод К. Юнга, О. Фрейденберг). Применялся вместе с тем структурно-функциональный, факторный анализ ключевых моральных терминов и суждений" позволяющий установить наличие глубинных связей между различными компонентами этической системы.

        Очевидно, что такие подходы отвечают традициям метаэтики. На первый план выдвигается здесь экзегетика, то есть обоснование и внутренняя логика моральных систем и субсистем, принципов и свойств норм и суждений, действий и ситуаций (См.: Wellman 1968; Osterberg 1988; Фритцханд 1976).

        Этим задачам был подчинен анализ общеадыгской и рыцарской этики, традиционного морально-правового кодекса, рыцарско-дворянского этикета.

        Специально выделялись и рассматривались всевозможные этические принципы, категории, установки: человечность - цIыхугъэ почтительность - нэмыс, разум - акъыл, мужество - лIыгъэ, честь - напэ, нравственное внимание - гулъытэ, нравственная память - гукъэкI, благодеяние - псапэ, благодарность - фIыщIэ, стыд - укIытэ и др. Важно было показать, что эти и многие другие моральные ценности и ориентиры организованы в иерархические структуры, что их значение зависит во многом от функций, выполняемых в составе целого - в системе адыгства. Поэтому для наиболее полного и всестороннего анализа основных категорий адыгской этики активно привлекались социально признанные предикаты данных категорий: связанные с ними типичные высказывания, оценки, разъяснения. Такой материал был получен нами в большом количестве и в ходе полевых исследований языка морали, и в процессе анализа литературных источников.

        В первую очередь это различные типы моральных суждений: нормативные, оценивающие, описывающие, побудительные. Часть из них закрепилась в языке в виде клише, афоризмов, пословиц, ср.: Псэр emu напэр къащтэ - "Отдай жизнь и возьми честь"; Нэмысыншэр насыпыншэщ - "Лишенный почтительности лишен счастья"; Зэманым декIур лIыфIщ - "Идущий в ногу со временем - благородный муж"; Адыгагъэр цIыхугъэщ - "Адыгство суть человечность". Суждения о том, какие действия являются моральными, дополнялись в данном случае указаниями на нравственную, социальную значимость определенных мотивов, побуждений, привычек, черт характера. Многие специалисты совершенно справедливо считают такую процедуру необходимым условием наиболее полной и адекватной характеристики этических систем (См. напр.: Francena 1963: 8-10). Большую и разнообразную этическую информацию несут устойчивые запреты и отрицания определенных действий, привычек, черт характера: Губжь къыспкъырошасэ жыпIэу Iуэху йомыхьэжъэ - "Охваченный гневом к делу не приступай"; ИбгъэкIыжа фыз умыуб - "Жену, с которой развелся, не хули". К ним примыкают понятия и суждения, отображающие формы и признаки девиантного (отклоняющегося) поведения, на фоне которых господствующие представления о морали и моральности становятся особенно отчетливыми. Я имею в виду негативный фон, который создают проявления "нечеловечности" - цIыхугъэншагъэ, "непочтительности" - нэмысыншагъэ, "неразумности" - акъылыншагъэ и т. д.

        Системный анализ языка морали не исключает семиотического истолкования деятельности, основанной на нормах и ценностях - с акцентом на организующей, регулирующей функции этой деятельности (См.: Morris 1971; Loeser 1966; Ивин 1970; Целикова 1974; Коновалова 1975). В частности, выделенные Ч. Моррисом прагматические значения знаковой деятельности (информативное, ценностное, побудительное, систематизирующее), можно считать одновременно формами морального суждения или общения (Morris 1971: 212). В русле семиотических способов организации опыта выдержаны также характерные для языка морали противопоставления типа: добро - зло, мужество - трусость, благодарность - неблагодарность.

        Безусловно, структуры языка морали являются главными источниками сведений о внутреннем устройстве и режимах работы этнических систем. Но следом возникает еще один очень важный вопрос. Как именно соотносятся эти структуры с реальным человеком, какое место занимают они в индивидуальном и общественном сознании, в общем настрое масс? Ведь в этом взаимодействии проверяется социальное качество моральных систем, способность выполнять возложенные на них регулятивные функции в различных, в том числе и кризисных, ситуациях. С другой стороны, и в еще большей степени здесь дают о себе знать человеческие качества, которые являются предметом психологического изучения. Словом, нужны еще несколько иные исследовательские подходы, выходящие за рамки традиционной моральной философии. Я счел возможным объединить их под общим названием "этическая антропология".