Честь - многозначное
понятие, прочно связанное с представлениями о почете и авторитете, совести
и репутации, о личном и групповом достоинстве. Это находит отражение в
соответствующих терминах, ср.: щIыхь - -честь в значении, близком к
почету, славе, пщIэ - честь в значении "авторитет", нэмыс - честь с
указанием на личное и групповое достоинство, напэ - букв.: "лицо" - честь
с акцентом на представлениях о совести, репутации.
Наибольший вес и
наибольшую регулятивную силу имеет парадигма совести и репутации - напэ.
Лицо выполняет роль взыскательного и требовательного Второго Я или Сверх Я
личности, осуществляющего постоянный контроль за соблюдением принципов и
правил адыгства. Это, говоря словами Фрейда, "моральная цензура
поведения", субъективное сознание и переживание долга перед самим собой,
перед обществом, перед Богом. Ослабление или утрата такого самоконтроля
(аномия) ведет к нарушению заповедей морали, воспринимается как "потеря"
или "отсутствие лица", то есть чести, совести, достоинства.
Представления о чести
сопряжены с идеей долга. Среди самых известных моральных суждений не зря
фигурирует императив: Псэр щэи, напэр щэху - "Жизнь отдай и возьми честь
(лицо)". С другой стороны, категория "напэ" служит выражением честности и
справедливости - захуагъэ, поэтому долг чести является одновременно и
долгом справедливости.
Частью повседневного
социального контроля и мониторинга являются в силу этих обстоятельств
напоминания о долге чести и справедливости, об антитезе славы и позора.
Самая большая похвала - указание на наличие лица (чести) - и самое большое
осуждение - напоминание об отсутствии или угрозе его потерять. В
частности, с большим пиететом говорят: Напэ иIэщ - "Имеет лицо"; Напэ
иIэщ, лIыгъэ хэлъщ - "Имеет лицо, обладает мужеством". Это означает, что
человек справедлив, честен, последовательно и точно выполняет требования
адыгской морали. Столь же употребительны негативные оценки. Например,
постучать по своей щеке указательным пальцем - значит урезонить
собеседника, все равно, что сказать: "Одумайся, позаботься о своей чести и
репутации". В аналогичных целях используют побудительные высказывания
типа: Уи напэр зытумыхыж -букв. "Не лишай себя лица"; Уи напэр хъумэ -
"Береги (сохраняй) свое лицо" и т.д.
Поучительны разъяснения
типичных форм, проявлений и нюансов чести и бесчестия. Например, осуждая
человека, который в поисках выгоды переметнулся из своей группы в другую,
говорят: "Даже в том случае, когда в твоей группе тебе отведено место в
последних рядах, оставайся среди своих" - ИкIэм упытми зы гуп яхэт.
Не к лицу сожалеть об акте
благодеяния, попрекать кого-либо оказанной ему помощью, и отсюда
высказывания: ПщIам ущIэмыфыгъуэж - "О добром поступке не жалей"; ЦIыхуфI
и фIыщIa ихъуэныжыркъым - "Человек чести своей помощью не
попрекает".
С презрением отзываются о
людях, поддерживающих связь только с теми и до тех пор, пока имеют или
ожидают от них какую-либо выгоду. Стандартная и весьма своеобразная по
форме оценка такого человека: Зи хущхьэ хъум и бзущ - букв.: "Птица для
созревших колосьев проса".
Осуждают сдержанную
похвалу вместо наиболее уместного указания на большие и неоспоримые
заслуги человека, ср.: Щытхъу мащIэр убым пащIащ - "Неоправданно
сдержанная похвала все равно, что хула". Также оценивают попытки
скомпрометировать ("лишить лица") другого человека.
Говорят: ЦIыхум и напэр тесхынщ жызыIэм напэ иIэркъым - букв.: "Желающий
принизить, опозорить честного человека бесчестен". Такое намерение или
действие воспринимают как посягательство на честь, достоинство или
внутреннюю ценность другой личности, фиксированную в этическом иммунитете
- цIыхум и нэмыс. "Лишить человека лица" означает "разрушить его нэмыс"
или иммунитет.
На первый план выдвигается
во всех случаях забота о чести и репутации. Бытует мнение, что "потерять
лицо" можно мгновенно, а восстанавливать приходится мучительно долго.
Печально складывается судьба человека, если его неприглядные поступки
становятся достоянием гласности и о нем идет дурная слава. При этом
вступали в действие различные формы позорящих наказаний. К примеру,
человека могли высмеять в песнях, слагавшихся народными сказителями -
гегуако. Устойчивое выражение "уэрэд пхуаусынщ" - "ославят в песне" и по
сей день служит напоминанием о необходимости воздержаться от того или
иного безнравственного поступка. Рассказывают, что князь Махамат-Аш
(Магомет Атажукин), столкнувшись с группой дворян, бегущих с поля боя,
пригрозил им: Зэ фымыпIащIэ напэншэ гуп, сыпсэууэ нэзгъэзэжмэ уэрэдкIэ
сыныфхэуэнщ - "Подождите, подлые трусы, вернусь живым, ославлю вас в
песне". Это считалось большим позором. Осмеянному в песне до конца жизни
не удавалось себя реабилитировать. "В этом случае, - пишет Т. Лапинский, -
он погиб: ни одна девушка не захочет быть его женой; ни один друг не
подаст ему руки, он становится посмешищем в стране. Присутствие
популярного барда во время битвы - лучшее побуждение для молодых людей
показать свою храбрость" (Лапинский 1995: 123).
Есть сведения, что для
наказания за трусость на человека одевали позорящее платье къарабгъэ джанэ
-букв.: "одеяние труса" (КъэрдэнгъущI 1970: 194). По некоторым данным, в
этих же целях применялся специальный головной убор или колпак - пIынэ, и
отсюда известное изречение: Къэрабгъэм пIынэ къехьы - "Труса "награждают"
пIынэ - колпаком позора" (Хатанов, Керашева 1960: 498). Об этом пишет и Ш.
Ногмов, ср.: "Уличенных в трусости выводили перед собранием в войлочном
безобразном колпаке для посрамления и налагали пеню, которая определялась
ценою в пару волов" (Ногмов 1958: 78).
Не менее действенная форма
публичного наказания нарушителей морали - бойкот и остракизм. Никто не
подавал им руки, не пускал в дом, не вступал в разговор, а их женам с
сочувствием говорили: Уи лIым и напэр хужь тхьэм ищIыж - букв.: "Лицо
твоего мужа чистым вновь да станет". Сельчанам, грубо нарушавшим заповеди
адыгства и общественный порядок, отказывали в помощи, в обычных визитах
вежливости, не являлись даже на их похороны. Отсюда традиционное
обозначение данной формы наказания: Унэимыхьэ-хьэдэимых - букв.:
"Непосещение дома - неучастие в похоронах". Нередко трусов, предателей,
преступников изгоняли из общества. Но еще чаще они сами уходили в другие
места, где их не могла настигнуть печальная слава.
Строго наказывали за
воровство. Преступника водили по селу, повесив на него украденное (или
какие-либо атрибуты украденного), громко выкрикивая его имя и сообщая
подробно о содеянном. Эти и подобные им формы диффамации практиковались
вплоть до 20-х годов нынешнего столетия.
Можно представить, как
трудно в таких случаях восстановить доброе имя. Говорят: ТраукI
текIыжыркъым - "Приговор общественного мнения не снимешь". По
свидетельству итальянского миссионера XV века Дж. Интериано, черкесы уже в
тот период держались мнения, что "никто не должен считаться благородным,
если о нем имеются слухи, что он когда-то занимался недостойным делом,
хотя бы то был человек из самого древнего, даже царского рода" (Интериано
1974: 49).
Добавим к сказанному, что
так же, как и у многих других народов, забота о личной чести
воспринимается у адыгов в контексте заботы о сохранении чести и репутации
референтной группы: семьи, фамилии, рода, сословия, нации. Действуют,
иначе говоря, коллективистские ценности, фиксированные в понятиях адыгэ
напэ - "честь адыгов", лъэпкъ напэ - "честь рода", адэанэм я напэ - "честь
родителей",' уэркъ напэ - "дворянская честь" и т. п. Категория "напэ"
вовлекаем в сферу своего влияния и контроля все слои общества.